Патрисия Каас: сказка о потерянном голосе

В соседней комнате тонкий детский голосок старательно выводил: «Und sollte mir ein Leids geschehn, wer wird bei der Laterne stehn mit dir, Lili Marleen?» Ирмгард прислушалась к ломаным немецким рифмам, хмыкнула и подошла к двери:
— Пат, как думаешь, может, зря мы все это затеяли?
— Мама, да ну что ты! Ты же сама говорила: за все, чего хочешь от жизни, надо бороться! Вот я и собираюсь… Я им еще покажу… — Младшая из семи детей Йозефа и Ирмгард Каас воинственно вскинула кулаки в воздух.
— Ну конечно, доченька, ты же у меня самая голосистая! — умиротворяюще проговорила Ирмгард. — Давай-ка еще порепетируем, а завтра…
…А завтра в городишке Форбак, Лотарингия (почти на границе Франции и Германии), состоялся «Общегородской конкурс юных талантов в возрасте от четырех до четырнадцати лет». Очаровательные детишки в кружевных юбочках и панталонах пели, танцевали, играли на флейте и пианино, а кто-то даже показывал фокусы.
Под номером одиннадцать на сцену вышел малолетний гаврош в огромной, не по размеру, засаленной кепке и в подвернутых до колен широченных полосатых штанах с подтяжками. Родители переполошились, потому что в программке у входа было четко написано: «N11 — Патрисия Каас, 10 лет, песня про солнышко». Всеобщее изумление плавно переросло в тихий ужас, когда гаврош на сцене запел не по возрасту низким голосом, и отнюдь не про солнышко, а про печально известную «Лили Марлен»!
…Не обращая ни малейшего внимания на охи и ахи, обильно доносившиеся снизу, Патрисия (а это была именно она) с блаженством дохрипела песню до конца, сдернула с головы кепку и потрясла перед зрителями копной длинных светло-золотых волос. После чего вприпрыжку ускакала за кулисы, где сразу же кинулась в объятия Ирмгард:
— Ну как, как, как я тебе? — Пат запрокинула голову назад, чтобы увидеть в материных глазах всю правду.
— Дочь, неужели сама не видишь: Господь дал тебе голос. И пока ты можешь — ты должна петь! А уж от искры… — Многозначительно подмигнув, Ирмгард взяла будущую звезду за руку, и они пошли домой, не дожидаясь, пока объявят результаты конкурса.
…А на следующий день к зеленому домику с черепичной крышей, где проживало семейство Каас, примчалась ватага мальчишек, орущих во все многочисленные горла: «Пат, Пат, тебе присудили приз, тебя приглашают петь на праздник пива в следующем месяце!»
И, конечно, она пела. Правда, ближе к концу празднества Патрисия обнаружила, что ее в принципе-то никто и не слушает. И тогда она внушительно сказала в микрофон: «А сейчас я, между прочим, спою ОЧЕНЬ КРАСИВУЮ ПЕСНЮ, слышишь, ты, пузан в желтой рубашке?» Но публика продолжала веселиться и пить пиво, совершенно не вникая в прелести исполнения мадемуазель Каас.
Поздно вечером Пат привезли домой угрюмую и злую. Перед сном она мрачно сказала матери:
— Знаешь, я на всю жизнь поняла одну вещь: песни не должны быть как обои, которых вроде не видно, а жизнь красят. Мои песни будут как картины на этих обоях — или я вообще рта не раскрою!

Однако еще три года она выступала где придется: в ночных кабаре, на народных гуляньях, в танцевальных шапито, на общегородских праздниках. По собственной воле Пат, возможно, и не стала бы так размениваться, но в семье стало совсем туго с деньгами, одной шахтерской зарплаты Йозефа на всех не хватало, и Патрисии приходилось отдавать весь дневной и ночной заработок родителям.
Когда ей исполнилось 13, в Форбак заехала малоизвестная немецкая блюзовая группа. Они попали на выступление Патрисии и, едва услышав, как эта тонюсенькая девочка-тинейджер хрипло поет песни Марлен Дитрих и Лайзы Миннелли, дружно сошли с ума и потащили ее к своему продюсеру на прослушивание. Тот, в свою очередь, предложил ей контракт на серию выступлений в клубе «Ромовая река» в городе Саарбрюккене. Естественно, петь Патрисии предлагалось под аккомпанемент вышеуказанной группы.
Несмотря на юные годы, Пат была трудолюбива, упорна и очень амбициозна. Она жаждала успеха, и клуб «Ромовая река» показался ей вполне удачной точкой отсчета.
Парижское небо
— «ПОД небом Пари-и-и-ижа гуляют влюбленные-е-е-е… Под небом Пари-и-и-ижа… — Она осеклась на середине фразы, несмотря на то что эту знаменитую песню Эдит Пиаф пела уже четвертый раз за вечер, и все по «специальному заказу вон тех господ за столиком справа». Осеклась, потому что впервые за шесть лет в Богом забытой «Ромовой реке» появился интересный мужчина, на лице у которого было буквально написано: «столичная штучка». — Э-ээ… под небом Пари-и-ижа маршируют солдаты любви-и-и…»
Кое-как допев песню, Пат смущенно ушла за кулисы, куда ей тут же принесли записку: «Хотите посмотреть, что действительно творится под небом Парижа, да еще и записать пару песен в настоящей студии?» Дальше стоял адрес гостиницы и подпись: Бернар Шварц. Патрисия сделала из записки самолетик, пустила его прямо в лицо директору клуба и пошла знакомиться с месье Шварцем.
Через два дня они ехали покорять Париж. По приезде в столицу Бернар, который оказался средней руки продюсером, кинулся названивать всем возможным спонсорам будущего сингла будущей звезды. Обзвонив человек десять и услышав в разной форме одно и то же суровое «Ну ты даешь, парень! Кому твоя безродная нужна?», Шварц сел и задумался. Потом вдруг резко вскочил и с воплем «Жерарчик, душка!» застрочил пальцами по телефонным кнопкам.
— Алло, Жерар, у меня для тебя сюрприз! — заговорил он сладким голосом минуту спустя. — Я привез из Лотарингии девочку, ей всего-то девятнадцать… да нет, не поэтому! У нее потрясающий голос, такой низкий-низкий и хриплый, ты должен мне помочь, это новая Эдит Пиаф! Приезжай послушать, сам все поймешь, ждем! — Он швырнул трубку и без сил шмякнулся на диван.
— Ну и кто же будет ваять из меня старушку Эдит? — язвительно осведомилась Патрисия.
— Жерар Депардье, я разве тебе не сказал? — Шварц искренне удивился. — А супружница его, Элизабет, уже даже песню написала…

На концерте, 2002 г.
Первый сингл Патрисии Каас с песней «Ревнивая» вышел в 1985 году, но особого успеха не имел. «Тебе просто нужна ТВОЯ песня!» — провозгласил Шварц и засел в студии, день за днем прослушивая десятки песен, которые пачками приносили специально нанятые композиторы-песенники. Патрисия в это время сидела на огромном подоконнике его мансарды в Латинском квартале и самозабвенно лузгала семечки.
…Через год и два месяца, когда Пат перешла с семечек на грецкие орехи и грозила вот-вот покончить жизнь самоубийством, некий композитор принес Шварцу песню «Мадемуазель поет блюз», и он понял, что время икс пришло.
Сингл с заветной ЕЕ песней вышел в апреле 1987-го, и уже через полгода пресса взахлеб писала о том, что «наконец-то на смену состарившимся Шарлю Азнавуру и Иву Монтану и в противовес Мирей Матье на сцене появилась новая надежда французского шансона, и имя ей — Патрисия Каас»…
— Нет, Бернар, ты только послушай! — Заливисто смеясь, Пат ткнула продюсера носом в вечерний выпуск «Фигаро». — «Тоненькая, хрупкая девушка с мальчишеской стрижкой, ей только едва за двадцать, но у нее голос сорокалетней Марлен Дитрих!»…
Вдруг она резко посерьезнела и насупилась:
— Бернар, неужели они до конца моих дней будут сравнивать меня то с Пиаф, то с Марлен? Черт побери, я — это только я, но как мне это доказать целой Франции?!
— На этот счет не волнуйся, деточка, — шутливо заметил Шварц. — Я припас тебе чудный подарок к совершеннолетию: 5 декабря, как раз в твой день рождения, ты будешь выступать… в «Олимпии»! Думаю, это прекрасный шанс доказать что угодно как минимум тридцати тысячам человек…
Ален Делон
СЛЕДУЮЩИЕ три года прошли неизменно по возрастающей. Патрисию объявили «Открытием года» и «Лучшей певицей года», ее первый альбом под уже знакомым названием «Мадемуазель поет блюз» стал сначала «золотым», потом «платиновым», а под конец так и вовсе «бриллиантовым». Она начинает гастролировать — сперва по родной Франции, потом по не менее родной Германии, а потом вообще отправляется в мировое турне…
…И где-то перед выпуском четвертого сингла, или нет, после того концерта в Токио, или нет, в перерывах между записью второго альбома, но ведь это уж не так важно, Пат безнадежно ссорится с Бернаром Шварцем и разрывает с ним всяческие контракты. Она берет себе в продюсеры давнего приятеля Тьерри, с которым познакомилась, гуляя «за семечками» по саду Люксембург, выщипывает брови и появляется на концертах в сапогах на шпильках.
— Алло, ну кто это еще в такую рань? — Пат сонно зевнула прямо в трубку. И чуть не загремела на пол вместе с многочисленными подушками, потому что трубка ответила неподражаемым бархатным голосом Самого Главного Мужчины Франции:
— Простите, если разбудил вас… Но я так много слышал о вас, что не могу не признаться, как мне было бы приятно попасть на ваш сегодняшний концерт…
— Мммм… Месье Делон, к-конечно, э-это вполне можно у-устроить! — заплетающимся языком выдавила Пат и зажала рот свободной рукой: еще чего не хватало, чтобы он понял, как она волнуется! И — чуть тверже — добавила: — Я оставлю для вас заявку на служебном входе. Буду рада вас видеть…
…Она действительно была рада видеть, как в ее гримерку входит Ален Делон с букетом из двадцати трех белых роз, красивым выверенным жестом кладет цветы к ее ногам и произносит вполголоса: «Вы бесподобны!»

С Джереми Айронсом
Их роман длился восемь месяцев, что, однако, не помешало Делону как истинному французу сделать ребенка своей давней подруге, голландской модели Розали Ван Бремен. Что, в свою очередь, совершенно не мешало Патрисии: она слишком боготворила и боялась Делона, для того чтобы строить какие-то серьезные предположения на его счет.
К тому же Пат была чертовски осмотрительна, и каждый полуночный звонок красавца Алена объясняла друзьям следующим образом: «Он так сердечен со мной, не правда ли?» Немыслимых размеров букеты, регулярно присылаемые в гримерку после каждого концерта, регулярные совместные прогулки по ночному лесу Фонтенбло тоже объяснялись исключительной сердечностью месье Делона. «Ну, еще, может быть, ему просто интересно со мной общаться?» — прибавляла Пат, если ее совсем донимали.
Романтика и очарование их «как бы недоромана» кончились в один миг. Вернее, в течение одной телепередачи. А точнее, в декабре 1990-го французы выбрали Каас «Голосом года», и телеканал FR3 устроил целый «Вечер Патрисии Каас», пригласив в качестве ведущего… добровольно вызвавшегося Алена Делона. Объявляя выход «царицы бала», Делон прочувствованно произнес (естественно, не по сценарию): «Сейчас вы увидите мадемуазель Каас. Это божественно красивая женщина и великая певица. Я люблю ее!» После чего скромно откланялся и уехал домой — к глубоко беременной подруге.
Конечно, она очень испугалась: ярости обманутой Розали, расправы публики и преследований прессы. Она испугалась и, позвонив Делону как-то глубоко ночью, сказала: «Это все было просто чудесно, но теперь давай-ка будем снова на «вы»…»
Именно так — «Я говорю тебе «вы» — Патрисия Каас назвала свой следующий альбом.
Шутки про свадьбу
В ноябре 93-го Патрисия Каас давала десять концертов подряд в парижском зале «Зенит» — и это был воистину зенит ее славы.
— Ну и кто у нас веселит почтенную публику в первом акте? — поинтересовалась Пат перед очередным выступлением.
— Ты его все равно не знаешь… Очень грамотный бельгийский композитор и музыкант, зовут Филипп Бергман…
— Ну уж одного-то Бергмана я точно знаю! — Каас блеснула белыми зубами и киноэрудицией одновременно.
— Но в отличие от него я бы снимал «Персону» только с вами в главной роли… — раздался над ухом незнакомый низкий голос.
Пат резко обернулась и увидела темноглазого мужчину, который внимательно глядел на нее и улыбался. Они всматривались друг в друга еще с минуту, пока не обнаружили, что в комнате повисла весьма неоднозначная тишина и все присутствующие давно хихикают.
— Э-э-э-э, мсье Бергман, вам вроде как на сцену пора… — В гримерку ворвался администратор, схватил Филиппа за лацкан пиджака и потащил на выход. Уже в дверях Бергман повернулся к Пат и с обезоруживающей улыбкой сказал: «А давайте после концерта пойдем гулять! Я вас заберу…» — Патрисия даже не успела кивнуть в ответ.
…Они гуляли по узким улочкам Монмартра, сидели в маленьких студенческих кабачках Латинского квартала, завтракали круассанами с яблочным джемом из булочной на углу бульвара Монпарнас и улицы Вожирар…
Через две недели Филипп приехал в родную Бельгию, чтобы упаковать чемоданы. Он собрал родных и друзей, закатил прощальную вечеринку… и уехал в Париж, чтобы быть рядом с Патрисией. «Потому что ей так будет лучше», — объяснил он изумленным родственникам, перед тем как сесть в самолет.
Они зажили вместе в апартаментах Каас в престижном квартале Сен-Жермен-де-Пре. Чем дальше, тем больше Филипп становился для Пат незаменимым человеком. Во-первых, с творческой точки зрения: он написал половину песен для ее следующего альбома и сделал аранжировки для другой половины — Патрисии теперь не нужно было постоянно ругаться с композиторами за каждое лишнее слово или ноту. Но главное, Филипп как-то сразу понял, что Пат, несмотря на видимую «железность», невероятно нуждается в ежеминутной поддержке еще с тех времен, когда во время каждого выхода на сцену она знала, что за кулисами стоит Ирмгард… Теперь там же обычно дожидался Филипп, а иногда даже и подыгрывал ей прямо во время концерта.
Самым сложным в их отношениях оставался вопрос «А что же будет дальше?». Бергман, будучи серьезным и очень влюбленным человеком, сделал Патрисии предложение еще в первый месяц их совместного проживания. Но она тогда очень испугалась. Сказала: «Не шути так со мной!» — и ушла в ванную. Филипп, ошеломленный, предпринял еще одну попытку заговорить о свадьбе. Потом еще одну. И еще. А потом Пат оборвала его на полуслове и процедила: «Меня всегда пугала большая любовь. Я боюсь того, что она может со мной сделать. Я слишком боюсь разбить себе сердце. Наверное, поэтому обычно я убегаю от большой любви. А ты ведь этого не хочешь, правда?»
Конечно, он не хотел. Поэтому в ближайшие несколько лет речи о свадьбе не шло. Тем более что у Патрисии появились гораздо более серьезные проблемы…

Последний блюз
— ПАТ, дорогая, ты должна срочно приехать! — Голос сестры содрогался от неистового плача.
— Ну-ну, Катрин, успокойся, что такое? — Патрисия нервно шлепала голой пяткой по паркету, пытаясь нашарить тапку под кроватью. Филипп вздохнул во сне и перевернулся на другой бок.
— Ту-ут та-а-кое… — Катрин расплакалась окончательно. И сквозь всхлипы наконец выговорила: — У папы обнаружили рак легких. Врачи говорят, ему жить не больше недели…
…Патрисия летела в родной Форбак в первый раз за последние пять лет и пыталась представить, что увидит по приезде в маленьком домике с черепичной крышей. А там — пятеро старших братьев с вытянутыми лицами, седая и безутешная Ирмгард, разом потерявшая все жизненные силы, испуганная и постоянно плачущая Катрин… И — Йозеф, желтеющий больной морщинистой кожей на фоне белых простыней и подушек.
Он умер через три дня.
А через неделю совершенно измученная Пат вернулась в Париж — пора было приступать к репетициям перед новым гастрольным туром.
…Она вошла в пустую студию, механическим жестом взяла наушники, надела их, постучала по микрофону… откашлялась. За последнее время она произнесла от силы две-три фразы, а уж петь…
— «Он играет с моим сердцем, он играет с моей жизнью, он обманывает меня, но я верю всему, что он говорит… — Ее собственный голос прозвучал в пустой студии, как чье-то чужое робкое блеяние. Пат еще раз откашлялась и упрямо продолжила: — Это мой парень, он все время бредит о каких-то приключениях… И когда у него светятся глаза…» — Но вдруг, впервые за двадцать два года певческой карьеры, волшебный голос Пат сорвался в омерзительный крик. Она попробовала повторить последнюю фразу — с тем же результатом. Голос напрочь отказывался служить ей.
Патрисия почувствовала, как кожа замерзает на голове от ужаса: ее голос, ее единственное счастье и Божья награда, которым так гордился папа и которому она, Патрисия, обязана всем в своей жизни, ПРОПАЛ?!!
— Родная, это ничего, ты просто очень устала. — Филипп стоял в дверях уже пять минут и слышал, как она изо всех сил пытается вытянуть то, что раньше пела на одном дыхании. — Это просто сильный стресс, так бывает… Голос вернется, вот увидишь…
Пат посмотрела на него с такой болью, что Филипп внутренне содрогнулся.
— А если не вернется? — как-то слишком спокойно спросила она, будто в воздух. — Ведь я больше ничего не умею делать… Я всю жизнь только пела…
— И будешь петь, родная, будешь, несмотря ни на что! — Филипп обнял нервно дрожащую Патрисию за плечи и заглянул ей в глаза. — А может, это знак того, что тебе наконец настала пора завести семью? Я так давно хочу, чтобы у нас были дети…
Зря он это сказал
ПАТ одним движением сбросила его руки, развернулась и пошла к двери. Уже стоя в проеме, она остановилась и хрипло сказала: «Бросить сцену для меня немыслимо, а иметь семью и карьеру одновременно — невозможно. И даже ради самой большой любви я никогда не перестану петь. Даже если петь мне уже будет нечем».
P.S. То, что делала Патрисия Каас все последующие годы, уже не могло хоть сколько-нибудь повторить феерический успех ее первых альбомов и уж тем более повторить ее прежний голос.
Через какое-то время, не выдержав многолетнего ожидания, ушел Филипп, кинув на прощание журналистам: «Эта женщина настолько одержима карьерой, настолько болезненно относится к своему пению и настолько не верит в мужчин, что заставить ее элементарно завести детей абсолютно бесперспективно».
Пат честно пыталась реанимироваться — снялась в фильме Клода Лелуша «А теперь, дамы и господа…» в роли себя самой — одинокой, усталой, загнанной в угол певички из кабаре. Сделала вид, что завела интрижку с партнером по фильму Джереми Айронсом, но дальше пары поцелуев «специально для папарацци» дело не пошло. У Айронса в отличие от Патрисии была крепкая семья, которой он очень и очень дорожил…
От того, что она делает сейчас, невесело даже ей самой. Недавно вот выступала на фестивале «Юрмала» (и это после нью-йоркского стадиона «Ши» на 50 тысяч человек!) — наверное, на большее ее нынешних связок уже не хватает…
…Но ведь она все равно будет петь — даже когда петь уже будет нечем.

Источник: aif.ru